Для Веры Алентовой прошлый год оказался трагическим: ушел из жизни ее любимый и единственный супруг, оскароносный режиссер Владимир Меньшов.
А в этом году народная артистка отметила юбилей, ей исполнилось 80 лет… Жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Алентова и поныне снимается в кино, играет в театре, преподает во ВГИКе. А недавно написала автобиографическую книгу, где постаралась быть откровенной…
«ЭТО ШИРВИНДТ ВИНОВАТ»
— Вера Валентиновна, почему сейчас решили издать мемуары?
— Мне эта мысль никогда бы не пришла в голову. Меня часто друзья спрашивают: «С чего это ты вдруг решила книгу писать?» Я ничего не решала. Одно издательство лет семь назад пришло к нам с Владимиром Валентиновичем (Меньшовым. — Ред.) с интересной идеей: чтобы мы написали совместную книгу воспоминаний. Я — свою часть, он — свою. Мы подумали и решили, что надо попробовать. Ко мне, кстати, уже с такими просьбами обращались. Первый раз — когда только вышел фильм «Москва слезам не верит». Я подумала тогда: ну как-то странно это. Мне всегда казалось, что пишут автобиографии те люди, которым есть что вспомнить, а мне еще рано. И я тогда отказалась. А в этот раз решила попробовать. Как это сделать, мы не знали. Решили, что сначала Владимир Валентинович напишет, а потом — я. У нас не было опыта написания подобных вещей. У него были только какие-то статьи на кинематографические темы, а мой опыт — только в правках интервью, которые у меня брали. Владимир Валентинович, к слову, относился к этой работе с особым трепетом: ему важно было сформулировать и донести свою мысль и интонацию до публики. Поэтому с написанием его части все растянулось… В итоге он книгу свою так и не дописал (знаменитого режиссера не стало в прошлом году. — Ред.). Но она все равно выйдет: я и Юля (Юлия Меньшова, дочь Алентовой и Меньшова. — Ред.) редактируем сейчас то, что уже было написано. Что касается моей части, то я ее сделала. Начала писать с того, что я помню. Мне много пришлось пережить: и хорошего, и плохого…
— Почему у книги такое название «Все не случайно»?
— Мой коллега Александр Ширвиндт, которому 88 лет, пишет книги, он очень остроумный человек. И когда я с ним говорила о том, что тоже пишу, то он мне сказал: «Ты имей в виду, что самое главное — это название! Подумай об этом». Я стала думать, как назвать это мое произведение. И когда я стала писать, а потом перечитывать, что написала, то вдруг поняла, что все стечения обстоятельств, которые случались в моей жизни, они не случайны. Хотя мне казалось, что случайны, а потом выяснилось, что из-за вот этого произошло следующее и если не было бы того, то не было бы и вот этого… То есть оказалось, что совершенно все не случайно, даже маленькие мелочи. Поэтому так и надо ее назвать…
«НЕТ ЛЮБИМОЙ РОЛИ»
— Вы помните самый первый свой фильм? Что почувствовали, когда увидели себя на экране?
— Сейчас — поскольку у нас постоянно в руках телефоны и все друг друга снимают — все привыкают к своему изображению очень рано. А в то время, когда мы начинали, ничего этого не было. Поэтому до того, как увидишь себя на экране, ты представляешь себя совершенно другим. Я окончила Школу-студию МХАТ, и мой диплом — «актер театра и кино». Но тогда тем, кто учился в этом учебном заведении, категорически было запрещено сниматься в кино. Я считаю, что это несправедливо: нельзя давать диплом «актер театра и кино», если выпускник не имеет понятия, что такое сниматься в фильмах. А особенно если ты не знаешь, как выглядишь на экране. И когда я увидела себя в своей первой картине «Дни летные» — это было ужасно! Из того, что я увидела, мне не понравилось ничего! Но это было естественно, особенно для нашего поколения: тогда даже фотографии были редкостью… Вот такое воспоминание… Кстати, когда вышел фильм «Москва слезам не верит», то все героини, все три девочки тоже были недовольны: мы в жизни выглядели лучше! Ирочка Муравьева даже заплакала, когда увидела себя на экране. Первая часть фильма снималась на специальной пленке, которая давала другой цвет, потому что речь шла про 1958 год. У нас на площадке не было гримеров, которые бы делали какие-то невероятные прически, и косметика тогда была скромная. Эти недостатки, которые нам казались именно недостатками, оказались достоинством фильма: это добавило ему шарма! Но мы затаили недоброе на нашего оператора с мыслью, что мог бы снять нас и покрасивее! (Смеется.)
— Какая роль вам особенно дорога?
— Это может быть странным, но у меня нет особенной роли, которую я бы любила больше других. Объясняю почему: мы себя любим, а все мои роли — «из меня». Именно потому, что в человеке, как нас учили в институте, изначально заложены все качества. Другое дело — то, в какой среде человек живет, какие эмоции он получает. От этого у него развиваются те или иные качества. Я это говорю к тому, что всегда человек, которого я играю, — это часть меня. Это и во мне заложено, и во всех нас. Поэтому у меня нет особой любимой роли — я их все люблю. Я о всех своих героинях долго думала, долго ими занималась, какими бы они ни были, отрицательными или положительными…
«Я УШЛА В МОНАСТЫРЬ»
— Вы выбрали профессию актрисы. Сложно было поступать или все легко получилось?
— Поступление, особенно в творческий вуз, — это всегда сложная история. Конкурс всегда большой: все хотят стать артистами. Выбрать эту профессию — это значит практически уйти в монастырь. Потому что почти все праздники актеры работают, вечерами все актеры работают… Но так как у меня все из актерской семьи, родители актеры, то я понимала, что это такое. Творческие личности, как я часто говорю, растут неравномерно. Например, моя мама была хорошей актрисой, я помню ее роли. Но когда она училась в институте, ее все время хотели выгнать, потому что она не соответствовала тому уровню, который требовался на первом, на втором и на третьем курсах. И только потом ее разглядели. Мама была очень стеснительным человеком, а наша профессия требует перешагнуть через какие-то вещи… Мне, когда поступала первый раз, в Щепкинское училище, сказали: «Девочка, иди — ты актрисой не будешь никогда!» Вообще-то педагоги не должны такое говорить, потому что юная душа не готова слышать слово «никогда». Во второй раз, когда я поступала в Школу-студию МХАТ, там было большое количество способных людей. Поэтому у нас был первый тур, два вторых, два третьих и только потом уже конкурс. Это очень много, это требует напряжения и нервов, это конкурентная атмосфера, в которой ты находишься все время. Это требует определенной закаленности души. И я поступила. Повезло…
— И учились вместе со своим будущим мужем…
— Да. Я поступала два раза, а Володя — четыре. Он шутил: говорил, что его до этого не принимали, потому что мы должны были когда-то встретиться. Он был умным человеком, начитанным, с ним было очень интересно говорить… Я вообще считаю, что красота мужчины — в уме. Можно быть абсолютно красивым, и при этом быть балдой. Так неинтересно. Мне кажется, что интересно иметь дело с умными людьми. Володя был талантливым, человеком большого таланта. Его дарование я увидела сразу. Мы с ним дружили вначале и очень хорошо дружили. Даже в голову не могло прийти, что у нас возникнут еще какие-то отношения помимо дружеских…
— А у вас были в юности кумиры? Кому хотелось подражать?
— Моя мама говорила, что каждый человек интересен сам по себе. Бывает, что девочки собирают фотографии артистов, кто-то кому-то подражает, делает прически как у кого-то и так далее. Ничего этого у меня не было. Меня воспитывали достаточно строго, я — дитя войны. Но вот ощущение собственной самоценности, оно было в нас всех с детства. Мы понимали, что мы разные, но мы все — ценные. Нам с раннего детства говорили, что то, как ты одет, не важно. Важно то, что ты думаешь, о чем читаешь, чем бы ты хотел поделиться с близкими, с миром, что ты собой представляешь, кем ты хочешь быть, чего ты хочешь добиться, что ты сделал за сегодняшний день нового для себя, что узнал… И это двигало тебя дальше!
